В театр не поступают.... 

І

«В театр не поступают, а попадают, как в тюрьму или под колёса поезда»

Этой, абсолютно точной, во всех отношениях, фразой герой Евгения Евстегнеева в фильме «Повесть о неизвестном актёре», начинается публикация Ольги Минайло, в «АиФ в Омске» «Искусство под конвоем»… №19 2011г. Статья передаёт суть нашей беседы, и спасибо автору, что она не стала делать «агитку», хотя многие «журналюги» с удовольствием бы так поступили. Хочется сделать некоторые дополнения и уточнения к тому: «Как из осужденных делают актёров» возможно ли это, и нужно ли это вообще.
Начну с того, что впервые я «попал» в исправительное учреждение году этак 1974. Это была колония для несовершеннолетних – «малолетка» в посёлке Морозовка. Попал я туда не один, а вместе с коллективом драмкружка Д.К. им. Гуртьева. (о коллективе этом и вообще о том, что было, и о том, почему ныне считаются профессиональными, коллективы, которые в 70-е годы прошлого века даже к участию в «Пионерской театральной весне» не допустили б: в другой раз).
После этого мы неоднократно работали на сцене клуба жилой зоны в Морозовке, однажды; когда там было «усиление» в связи с беспорядками вызванными попыткой побега, и никто нас не «съел», наоборот наш визит помог «сгладить» ситуацию. Ещё перед поездкой наш художественный руководитель Феликс Оскарович Степун (а он и до этого возил в колонию коллективы) сказал: «зритель здесь особенный, более чувствительный к фальши и поэтому «халтурить» нельзя». А мы, в то время, «халтурить» и не умели. И «Реквием» Рождественского, который через 10 лет стал моей дипломной работой, мы впервые показывали в «малолетке» в канун «30 летия Победы». Установить контакт с тогдашним зрителем, твоими сверстниками, но уже узнавшими что-то, что тебе не доступно – дорогого стоило. Поэтому когда «заехал» сам, размышлений на тему заниматься театром в колонии или нет: не было. Именно театром. Страна поменялась, общий уровень культуры упал, стало модным и прибыльным демонстрировать с экрана «междусобойчики», которые даже «капустниками» назвать стыдно. Даёшь; «Камеди клаб и Нашу Рашу»!!! Если бы я, будучи заведующим автоклубом, привёз, в своё время, «агитбригаду» на полевой стан с такими «шедеврами», то колхозники оставили бы нас без обеда: «кто не работает – тот не ест». А сейчас всё то от чего мы «плевались» идёт на «Ура!», поэтому создать театр в колонии, действительно задача не простая. Тут одно из двух: либо ты начинаешь «работать» в угоду зрителю, который в силу специфики местонахождения старается держаться «попроще», либо ты действительно работаешь, пусть тяжело, пусть изменяешь что-то лишь для тех немногих которые рядом с тобой на сцене, а тем кто приходит поинтересоваться: «что же всё таки это такое - спектакль» даёшь возможность отдохнуть от того «быдла», которое в большинстве своём преподносится с телеэкранов. Но и это уже результат. Ни для кого не секрет, что в исправительное учреждение, тем более, такое как наше, по тем или иным причинам, попадает не лучшая часть населения страны. Но если мы обратимся к «Гимнастике чувств» Сергея Васильевича Гиппиуса, по упражнения которого учатся, по крайней мере учились раньше все, даже самодеятельные актёры – благо в моё время в большинстве своём руководителями драмкружков были профессионалы, в полном смысле этого слова, то найдём там следующее: «Процесс развития личности связан с самыми разными факторами, и можно сказать, что личность развивается:
● под воздействием общественно-социальных условий окружающей среды:
● в зависимости от образа жизни и рода деятельности человека:
● в результате взаимодействия с окружающим миром:
● на основе чувственного отражения объективной действительности через человеческие ощущения, восприятия, представления:
● на протяжении всей жизни».

Обратите внимание, что первым поставлены общественно-социальные условия, на которые каждый из нас в отдельности повлиять, практически, не может. Но если разобраться, то в итоге личность развивается, воспринимая общественно-социальные условия окружающей среды благодаря представлениям, которые у каждого складываются в результате взаимодействия с окружающим миром. Вот и получается, что в большинстве своём развитие личности зависит от того, кто создаёт этот окружающий мир изначально. Родители, педагоги; но в современных условиях самым главным фактором является информационная среда создаваемая в наших «общественно-социальных условиях», людьми недалёкими, либо пытающимися казаться такими. Дескать, чем проще, тем ближе к народу и доходчивее. А такая простота хуже воровства. Потому что они воруют индивидуальность личности, причёсывая всех под одну гребёнку. Надежду оставляет лишь то, что личность развивается «на протяжении всей жизни» и в конце концов человек приобретя кое какой жизненный опыт самостоятельно научится различать, что духовно, а что подделка под настоящую жизнь. Для этого каждому должно быть предоставлено право выбора, но из чего выбирать? Василий Макарович Шукшин сказал: «В постижении сложности – и внутреннего мира человека, и его взаимодействия с окружающей действительностью – обретается опыт и разум человечества. Не случайно искусство во все века пристально рассматривало смятение души и – обязательно поиски выхода из этих смятений, этих сомнений». Тем, кто находится здесь, театр помогает найти выход из многих сомнений. «Познайте свою природу, дисциплинируйте её, и при наличии таланта, вы станете великим артистом» (К.С.Станиславский) – это заповедь для тех, кто хочет стать актёром. Те, кто выходят на сцену клуба жилой зоны, может быть, и не думают о том, что станут профессионалами, потому что талант явление редкое. (Есть различные режиссёрские приёмы, когда можно собрать спектакль на невзрачной игре исполнителей, а смотреться он будет, но это раз-два, а потом искушённый зритель поймёт, что постановщик подгоняет решение спектакля под возможности исполнителя и своеобразность постановки «от бедности», а не «гениальная находка» режиссёра). Но если наши самодеятельные актёры «познают свою природу и дисциплинируют её», то это будет выполнение той самой задачи, которая в уголовном праве считается недостижимой. Работа на сцене подразумевает изучение различных характеров. В отличии от профессионалов, познавших азы перевоплощения, нашим ребятам приходится самим разбираться, почему именно персонаж поступил, сказал так, а не иначе. Познавать глубину и суть человеческих взаимоотношений, причины побудившие совершить тот или иной поступок, условия сформировавшие характер и личность персонажей, и что бы было, если бы они были другими. То есть имеет место возможность разобраться в первопричинах возникающих обстоятельств, в том числе и тех которые привели на скамью подсудимых. Здесь речь идёт не о том, за что осудили каждого. Речь идёт о том почему. И кто бы не утверждал обратное, но с психофизиологией не поспоришь: работа над сценическим образом изменяет чувственную организацию человека, сочетается с работой над отдельными качествами собственного характера: над избирательными отношениями к людям, к явлениям и к собственной личности (самооценкой), над коммуникативными чертами личности (умением подойти к другому человеку и понять его), над волевыми и трудовыми свойствами и навыками, над чертами мировоззрения. Эта работа не может не привести к изменению характера личности. Именно так преображается тип нервной системы. Из вышеприведённого можно сделать вывод: театр в исправительном учреждении это не только одна из форм занятости осужденных, а это, в первую очередь, реальная помощь в совершенствовании личности, формировании характера позволяющего человеку по другому взаимодействовать с окружающей средой в его социальной, общественной, трудовой, творческой, повседневной деятельности. В газете ФСИН России «Казенный дом» № 14 за 2011 год прочитал о театре-студии «Вольный дебют». Хорошее дело, далеко не каждому коллективу выпадает удача поработать на сцене театра «У Никитинских ворот». Только почему проект «Возвращение» подразумевает идею ресоциализации через сцену – бывших осужденных. Разве нельзя привлекать к занятиям искусством ещё в «зоне». И тогда в «Возвращении» будет участвовать не 14 человек вышедших на сцену после освобождения, а много больше. Только у нас в колонии театром постоянно занимается 5-7 человек. О четырёх из них могу точно сказать: они найдут своё место в новой жизни и не будут отвергнуты обществом. И время для них не остановилось, потому что они познают себя, самосовершенствуются, а значит живут. Если автор статьи не переврал слова режиссёра «Вольного дебюта» Елены Сибиркиной, то некоторые аспекты вызывают настороженность. Сразу на ум приходят слова одного военного лётчика: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Помнит ли об этом Елена Сибиркина? И ещё о том, что для многих шаг на сцену оказался шагом в пропасть. Знаю очень многих, отдавших обучению театральному мастерству пять лет жизни, подающих большие надежды и не реализовавших себя, как актёры. Страшные, сломанные судьбы – в лучшем случае: «Мы артисты и наше место в буфете». Если ты остаёшься «за бортом» - нет твоего режиссёра – это крах, даже для мастера сцены. А как быть тем ребятам, которые: «были не нужны сами себе и ценности собственной личности не ощущали». Абсолютно согласен: «Сцена – одно из немногих средств, способны оказать реальную помощь и разрушить стену между отбывшим наказание человеком и обществом»… (вот только кто эту стену воздвигает). Опасность таит в себе другое: «Что после?» Если Елена Сибиркина знает, что будут делать после, «От письма до письма» её актёры это прекрасно, вдвойне прекрасней, если она знает, что те кого она выводит на площадку смогут уйти с неё в реальную жизнь и быть полноценными людьми, и втройне: если она предоставляет своим актёрам, возможность освоить ремесло, которое обеспечит достойное существование после того как они сойдут со сцены. В противном случае возникает проблема ресоциализации «бывших актёров». В отличии от актёров «Вольного дебюта» у тех кто занимается в театральных коллективах по эту сторону «забора» есть преимущество: театр ещё не стал их профессией, он изменяет их мироощущения и помогает научиться более взвешенно оценивать реальные жизненные обстоятельства и своё поведение в них. Поэтому, театр в колониях нужен, уже хотя бы по причинам, описанным Фёдором Михайловичем.
В этом году участие осужденных нашей колонии в смотре-конкурсе «День колонии 2011» не было «добровольно-принудительным». В связи с этим возникали опасения, что будет недобор участников. Опасения были напрасными – желающих было больше чем костюмов и поэтому те, кому не хватило, или не было размера, сами подбирали себе кто что сможет, для того чтобы поучаствовать. Результат можете посмотреть на страничке «Каторжанских баек». Там два праздника 2010 и 2011, и если приглядеться состав участников тот же. Не хватает освободившихся. Год ещё не закончился, но уже сейчас некоторые спрашивают, а что в 2012 и кто в шутку, кто в серьёз говорит, чтобы о них не забыли. Не у всех есть вокальные данные, музыкальный слух и на театр не всех «хватает», а принять участие в действии хочется: вот и выходят на массовку. Директор ФСИН России на заключительном конкурсе «Калина красная 2011», в Оренбурге, сказал о том, что среди занимающихся художественной самодеятельностью в местах лишения свободы наименьший процент «возвратчиков», значит, такая статистика есть. Вывод: привлекать осужденных к творчеству надо в колониях, благо клубы жилой зоны, в отличие от принадлежащих муниципальным образованиям, ещё не перепрофилированы в офис-центры и прочее. В этом отношении драматическое искусство в более выгодном положении. Сами занятия актёрскими навыками не требуют огромных затрат. Другое дело, что «Гамлета» в классическом варианте здесь не поставишь – с декорациями будут проблемы. Но можно делать что-то подобное «Гамлету» Любимова, и это уже зависит от режиссёра, от того, как он решает спектакль, какой материал выбирает для постановки. То есть возникает вопрос правильного подхода к решению творческих и не творческих, задач, которые, в конечном итоге, ставят перед собой те, кто занимается театром в местах принудительного содержания, но об этом позже.

(продолжение следует)







ΙІ

«В театр не поступают, а попадают, как в тюрьму или под колёса поезда»

(продолжение)

Теперь более конкретно о «Каторжанских байках». Конечно, это красиво: «каторжанин» - человек, отбывающий наказание «байка» - побасенка, выдумка. Мы прочитали произведение и, как могли, пересказали его зрителю. Только такую трактовку (в полной мере справедливою) наименование театра получило после множества вопросов: «А почему именно «каторжанские». Не слишком ли это крамольно? А что такое «байка»?» Пошли намёки на страдания Достоевского и пр. Вот тут и пришёл на выручку словарь Ожегова. На самом деле «Каторжанские байки» это название одной из песен Александра Васильевича Новикова. Предыстория такова: лет десять тому назад зародилась идея создать цикл театральных инсценировок в основу которых лягут сюжеты произведений этого автора под общим названием, а уже позже и театр. Но проект этот не был реализован по ряду причин. И уже позже, когда создавался драматический коллектив в колонии, и основой репертуара стали произведения В.М. Шукшина, название «Каторжанские байки» обрело более расширенное смысловое значение после изучения публицистики Василия Макаровича. Хотя, знающие произведение А.В. Новикова скажут, что и из него можно понять, что театр именующийся «Каторжанские байки» должен рассказывать о жизни во всех её проявлениях.
У посмотревших видео «Каторжанских баек» (приносим свои извинения за ужасное качество, но сие от нас не зависит) может возникнуть вопрос: «А не слишком ли о себе возомнил этот Шлыков? Ну ходят ребята по сцене, что-то там пытаются сыграть, но ведь ничего особенного нет. Обыкновенная «тюремная» самодеятельность. А опломба, как будто он создал событие в театральной жизни Европы». По этому поводу скажу следующее: Скидок на то что коллектив работает на сцене клуба жилой зоны, а не на сцене какого либо «Дворца культуры» (которые сейчас именуются досуговыми центрами) или театра я не приемлю – назвался театром – надо соответствовать. Если вы обратите внимание, то первое видео, выложенное на «страничке» называется «Начало истории» (здесь история это рассказ), теперь наша задача, чтобы она имела продолжение – иначе зачем? Времени у наших студийцев не много, это только кажется, что здесь его девать не куда, год пролетел незаметно. То что выложено на обозрение это наработки полноценного спектакля, рабочее название «Имя ему жизнь», сценарий ещё не закончен, я ещё и сам не знаю точно инсценировки каких рассказов Шукшина станут картинами спектакля, а нынешняя версия, после её репетиционной доработки будет носить название «Рассказы о Пашке Лагутине» (пока весь Шукшинский материал идёт под общим название «Случаи из жизни»). То что на зрителя выносятся сырые, недоведенные постановки это издержки учебного процесса. Ребята должны были попробовать себя на зрителе. Пока работа идёт в классе, (а получается, так что на сцену мы выходим, иногда, только во время премьеры – нет у нас возможности полноценных репетиций на сцене, поэтому мизансцены не отработаны) каждому кажется, что всё складывается правильно, что образ выстроен, и вот выход на сцену, а после разбор собственных ошибок. Каждый сам определяет, причём практически точно, где он недотянул, что сделал не так и почему не справился с задачей постановщика. Кто-то скажет, что это не очень этичный способ обучения, но другого в наших театральных условия нет. Этот способ «набивания синяков и шишек» даёт студийцам самим решить, прав был художественный руководитель в своих требованиях или нет. В начале работы студии приходилось слышать: «да ничего особенного мы это за две недели выкатаем…». Попробовали – не выкатывается. Вернее выкатывается недоносок, которому потом надо дозревать в инкубаторе. И вот теперь, когда инкубационный период прошёл, явилось коллективное решение: «надо всё дорабатывать». С 1976 года не приемлю слово «выступать». Мы тогда были на гастролях в Горьком (Нижний Новгород). Так получилось, что один молодой актёр, начинающим его назвать язык не поворачивается – он вырос в кулисах Омского драматического, попал в больницу с аппендицитом. Для начинающих история поучительная, играли «Солдатскую вдову» где на финал выходила компания молодых людей с песней и коллективной фразой: «До свидания гуси лебеди». А «парня с гитарой» боли прихватили ещё до начала первого акта. Он всё это время держался, для того чтобы отработать этот минутный выход. До гостиницы мы ещё добрались, а вот оттуда он, буквально в носках, попал на операционный стол. Ещё бы чуть-чуть и не состоялся хороший, и ныне здравствующий, к сожалению, не на Омской сцене, актёр. Пришёл я навестить его в больничной палате. «Ну, «Старичок», как дела?». Я в ответ: «Нормально, завтра едем на «ГАЗ» выступать». И получил ответ, который содержит смысл актёрского бытия: «Саша, не выступать, а работать». К сожалению, многие нынешние актёры именно «выступают» на сцене, кто по причине, что «любит себя в искусстве», кто от отсутствия, даже маломальских, ремесленных навыков. И студийцев наших я стараюсь приучить и тому, что сцена – это работа, работа, которая должна приносить результат, достижение цели которую ты перед собой ставишь, иначе лучше заниматься, чем-нибудь другим. Ольга Минайло чуть-чуть не верно истолковала мои слова об обучении актерскому мастерству. Научить быть актёром – невозможно. Каждый становится актёром сам, индивидуально, какого-то одного рецепта здесь нет. Все системы и тренинги ни куда не годятся, если человек не поймёт какие личные качества влияют на изменение внутреннего состояния, а задача педагога-режиссёра помочь ему в этом, увидеть особенности характера личности и привязывая особенности природного темперамента к создаваемому образу развить многообразие и всесторонность способов понимания, восприятия и истолкования характеров персонажей. На своё счастье мне пришлось много работать с самодеятельными коллективами, создавать их, и тут удача в том, что это, как правило – коллектив единомышленников. Поэтому, если ты не относишься к тем, кто имеет желание работать на сцене, как к расходному материалу, то результата добьёшься. Иногда приходилось наблюдать такую картину: объявляется набор желающих заниматься в детском драмкружке. Проводится первое занятие, и уже на нём этакий, «маститый режиссёр», только что окончивший «кулёк», ещё хуже актёр III категории, т.е. окончивший театральный курс, только что приехавший в театр и нашедший себе приработок, начинает устраивать что-то вроде первого тура: «А расскажи нам Коля басню», а Коля двоечник или учится в такой школе, где преподаватель литературы о художественном слове понятия не имеет, но так как теперь это не простая школа, а гимназия, то вовсю пытается научить детишек читать с выражением и разбираться в речевых характеристиках героев. Уровень преподавательского состава в большинстве учебных заведений оставляет желать лучшего, но кому-то везёт и им действительно прекрасно преподают литературу. А у того, кому этого не дано есть природные задатки, и он пришёл их развить, но после того, как на «просмотре» видимо и прилюдно «проиграет» технически более «подкованным», но менее способным одногодкам, он больше никогда не придёт постигать азы театрального искусства. Что к этому худруку – хорошо. Но он ведь и к другим не пойдёт. Удача – если обстоятельства сложатся так, что его кто-то заметит и куда-то, где действительно занимаются творчеством, приведёт за руку. Когда ты начинаешь заниматься с коллективом, где новички, не надо устраивать никаких просмотров на профпригодность. Работай так, чтобы им было интересно и в процессе каждый себя выявит, а лишние сами уйдут. Для работы с начинающим актёром, и это не важно самодеятельным или окончившим театральный курс, надо иметь особое чувство такта и чутьё, которое приходит с жизненным опытом. Надо уметь «подходцы» находить. Уметь дать возможность человеку раскрыться, а не грузить его сверхзадачей роли. Ты сделай так, чтобы он сам создал эту сверхзадачу и сам решил, и если он поймёт, что сделал он именно то, что ты хотел, то у него крылья вырастут, и тогда из него может получиться настоящий актёр. А если ты начинаешь довлеть над начинающим актёром, лишаешь его будущего. Его исполнительское мастерство будет расти вместе с твоим режиссёрским, но это будет: «актёр одного режиссёра». С другим он работать не сможет, точнее не сможет реализовать нераскрытый в нём потенциал. Сказанное не является догмой. Есть счастливые исключения. Бывает, работаешь с человеком и не можешь ничего добиться. Он уходит к другому и начинает работать. Тут могут быть разные причины. Чаще всего это природная несовместимость темпераментов. Каким бы мастером ты не был, но (да простят меня теоретики) такие ситуации имею место. Другая причина то, что тебя просто не хватит на всех. Для того чтобы добиться от начинающих полной отдачи нужно вложить всю душу, а это физически невозможно. Мне очень жаль, что я не смог помочь многим способным ребятам, с которыми уже был установлен контакт, и они верили мне, тянулись за мной, а у меня не хватило на них времени и физических сил. Тяжело об этом говорить. Хочется надеяться, что это в прошлом. А что же теперь? А теперь мы работаем в меру своих совместных возможностей, За этот год сложилось самое главное – понимание того, что сцена не место для самолюбования, что надо работать для себя на репетиции, а в спектакле для зрителя. Сейчас осталось совсем немного – научиться совмещать эти вещи, загнать в своё подсознание, что это одно целое, сделать процесс неразделимым. В общем, совсем «немного», то есть достичь главного.

(продолжение следует)

P.S.
Некоторые пояснения к видео материалу: я уже оговорился почему все постановки, которые выложены на страничке сырые. Доводить «до ума» мы их будем, и тогда станет ясно, есть будущее у «Катаржанских баек» или они так и останутся «со скидкой на актёров в серой робе». По поводу «Разговор, которого не было»: первое – приносим свои извинения автору за постановку его произведения без письменного разрешения, но по объективным причинам мы с ним связаться не могли. Это он может теперь связаться с нами и высказать всё, что думает по данному поводу, в том числе хотелось бы узнать его мнение по поводу того, что мы сотворили с его пьесой. Ждём. Второе – идея перенести действия в школьный класс родилась за один день до показа этого варианта спектакля. До этого работали на двух стульях, в полном смысле этого слова, больше на сцене ничего не было. И вообще, по поводу «условий полного отсутствия декораций, света, звука и прочих составляющих театральной кухни» Ольга Минайло краски не сгустила. На самом деле – работаем на том, что есть под рукой. Но и этому рады.


























ΙΙΙ

«В театр не поступают, а попадают, как в тюрьму или под колёса поезда»

(продолжение)

Прежде чем я попытаюсь хоть, как-то объяснить почему: «в основном в театре при колонии литературный материал – это Шукшин», немного о себе. Родился я в столице Зауралья городе Курган. О том, что это «столица» я узнал совсем случайно, а многие мои земляки до сих пор об этом не догадываются. В этом городе ещё в начале семидесятых были улочки с деревянными тротуарами, которые не были обломками истории, а выполняли надлежащую им функцию, их периодически обновляли, а то и полностью меняли, по мере необходимости. Курган стоит на берегу тихой, но своенравной реки Тобол и одно из самых ярких впечатлений детства – это лодки на улицах города в период наводнений. Случались они не ежегодно, но если Тобол разливается, то на лодке из Кургана, можно добраться до другого населённого пункта, где проходило моё детство – села Кетово. Это и так недалече: всего 12 километров. А когда вода поднимается – напрямки – шесть. Так случилось, что родители моих родителей жили кто в городе, а кто в селе. Поэтому до сих пор не могу разобраться, то ли я деревенский горожанин, то ли городской селянин, потому что доходило до того, что порой просыпался я в городе, а спать ложился в деревне. А когда в четвёртом классе родители окончательно перевезли меня в Омск я при любом удобном случае, а это были каникулы, садился в поезд и отправлялся на малую родину. Кетово место вообще уникальное. Там у многих озеро в огороде, а до настоящего соснового бора пешим ходом десять минут. Ну а позже случилось, что пришлось мне поездить по бескрайним просторам бывшего Союза от Чугуевки (родина писателя Фадеева) и Новонежино до Калининграда. От Евпатории до Елизово, от Майкопа до Мончегорска и Норильска. И, естественно, общаться с людьми, которые жили в этих просторах. Сколько встреч – столько характеров. Я это всё к тому, что к творчеству Василия Макаровича я прикоснулся впервые, когда Николай Мокин ставил на сцене Омской драмы «Беседы при ясной луне», а вот осознавать и понимать Шукшина, начал сейчас. Спрашиваю себя почему? Ведь я и раньше читал эти произведения, но почему-то не замечал, что всю свою жизнь я общаюсь с персонажами его произведений. Читал и всегда, казалось, что герои Шукшинских произведений до боли знакомы. Характеры, поступки, линии поведения предсказуемы, а всё равно, что-то есть такое, что заставляло переживать и перечитывать. Я не знаю, как каждый даёт оценку литературному произведению, у каждого своё чувство восприятия. Но когда я читаю: я это вижу. Картинка возникает сама собой. От одних произведений победнее – одно действие, от других вообще какие-то мутные образы, а вот когда я читаю Шукшина – я вижу всё до мельчайших подробностей. Картина до того полная, что я даже запахи чувствую, не говоря обо всём остальном. О том, что в героях постоянно открываешь новые черты характера и говорить не приходится, ведь они живые люди и перечитывая, а уж тем более работая над созданием сценического образа, всегда найдёшь, что-то новое. Это как в жизни: общаешься с человеком долгое время, кажется, обо всём переговорили, а всё равно каждый день приносит, что-нибудь новенькое. Если этого нет, то люди постепенно начинают отдаляться друг от друга. А с Шукшинскими героями всегда интересно: ведь у каждого из них есть очень много оставшегося за каждой выписанной автором фразой. Мне выпала удача видеть, как рождался на Омской сцене спектакль «Беседы при ясной луне». Скажу честно, эта работа Николая Мокина (то, как он делал этот спектакль) научила меня многому. Сейчас, через годы самые яркие образы (мгновенно всплывающие в памяти) это Ножери Давидович Чонишвили, тут вообще… это надо было видеть. И Валерий Иванович Алексеев. Я не назвал имён персонажей, потому что, то как Чонишвили сделал Попа из «Верую» это за пределами понимания (как не пытаюсь уйти от его образа и вроде уже делаю это на репетициях, но выхожу на площадку и всё…, а пытаться сделать так как это делает Ножери Давидович, равно самоубийству – значит я застрелился уже два раза). С образом Валерия Ивановича тут сложнее. Голосовая заставка была такова: «Из рассказов о Пашке Колокольникове», а инсценирован рассказ «Внутреннее содержание». В «Живёт такой парень» он вошёл не полностью. И в рассказе герой Алексеева – Иван. Но как это было сыграно.… Есть такие актёрские работы, о которых рассказывать – себе дороже. Потому что если кто-то это видел – ты прослывёшь неумелым рассказчиком. И вот, это:
- Там же газы. Я малость помучился, потом бросил.
- Что бросили? Курить?
- Да нет – шахту.
Проистекает из трактовки образа, по-другому герой Алексеева сказать не мог. «Беседы при ясной луне» воспринимались, как единое целое. Не знаю, что это – удачное режиссёрское решение или по-другому просто не могло случиться с рассказами Шукшина. У меня к инсценировке рассказов Василия Макаровича иное отношение. Его описание «окружающей атмосферы» - место действия – ничем не заменишь (о чём-то подобном Шукшиным сказано ещё в 1967 году – «Средства литературы и кино»). Я пробую уравнять шансы между инсценировкой и первоисточником. Не знаю, на сколько это возможно, но здесь я пользуюсь «советом» самого автора: «писатель (рассказчик) – это обыкновенный человек, тот самый, который встретил на улице знакомого и захотел рассказать тот или иной случай из жизни. (Это другое дело – какой случай его поразил). Всё просто» («Как я понимаю рассказ» 1964г.). Дело именно в том, что «случай» должен поразить. То есть нужно понять, что именно тронуло в произведении и уловить суть, а потом, пропустив «это через своё восприятие» рассказать зрителю доступными средствами. Вы попробуйте инсценировать: «Солнце, старик и девушка». Какими декорациями можно выразить: «Дни горели белым огнем. Земля была горячая, деревья тоже были горячие», а без этой «картинки» очень трудно выразить полноту одиночества «старика», при сыне и невестке, на исходе дней. Найди средство передать своё видение зрителю, донести до него ощущение от прочитанного и тогда ты будешь, близок к тому, чтобы передать то, что Шукшин заложил в своей прозе. Мне кажется, что у театра здесь преимущество перед кино, это – живой контакт. Установишь контакт между сценой и залом – решил проблему процентов на двадцать. Остальное зависит от средств, которыми ты будешь решать проблему воспроизведения целостности литературного произведения. В точности отобразить на сцене то, что прочитал затея глупая и бесполезная. Погонишься за тождественностью, потеряешь главное. Или создашь уродца, не имеющего ничего общего с тем, что хотел. Нужно проникнуться основной мыслью произведения, которая скрыта за диалогами, монологами героев Шукшина учесть, то, что они неотрывны от места действия и при переносе всего этого на сценическую площадку создать, единый образ, который может жить в любых предлагаемых обстоятельствах, при условии сохранения целостности восприятия полученного тобой по прочтении произведений Василия Макаровича. И тогда: «Всё просто». Прочитал, понял, почему именно: ты не можешь не рассказать это другим и только тогда ищи средства выражения замысла автора, как ты его понимаешь. Пусть не всё получится, но я считаю, что Шукшин это возможность каждого заглянуть в самые потаённые уголки своей души и понять: что, как и почему. Вот, в общем-то, такой сумбурный ответ на то – почему я пытаюсь, ставить Шукшина. Наверное, если бы я мог конкретизировать, почему именно, я хочу воспроизвести на сцене произведения этого автора, я бы сразу отказался от этой затеи. В противном случае мне бы пришлось заявить, что я познал всю глубину творчества Шукшина, а это ярко выраженная мания величия в самой тяжёлой форме, это не лечится. Хорошо если в «Белые столбы» увезут, а то есть места и похуже. Вообще я считаю, что творчество это процесс постоянного познания материала, с которым работаешь. Если постановщик считает, что в спектакле выражено всё что хотел сказать автор, то творчество на этом заканчивается и спектакль умирает. Как однажды сказал Артур Юзефович Хайкин: «Спектакль, как человек – сначала вынашивается, потом рождается, живёт и умирает». Любое произведение искусства умирает, если оно ничего больше не может сказать людям. Однажды между мной и моим старым приятелем после того, как я ему отослал для прочтения свой сценарий по Шукшину, состоялся такой разговор:
- Саша, для того чтобы понять какой ты автор, нужно написать свою пьесу.
- Серёжа, зачем? Бездарных авторов у нас и без меня достаточно. Я хочу донести до зрителя мысли тех авторов, которые мне близки. При этом не растеряв по дороге от первоисточника до сцены главное.
- Ну, тогда я за тебя спокоен.

В произведениях Василия Макаровича Шукшина отражено самое важное – жизнь, настоящая жизнь. А значит, пока существует род человеческий, будут жить и они.

(продолжение следует) …?

P. S.
А выходить на сцену мне приходится, хотя бы потому, что по-другому пока не получается. Главное не «подгонять под себя» постановочный процесс, а быть его равным участником в качестве актёра. Отделить режиссёрское «я» от актёрского «мы» и тогда последствия «субъективного восприятия своей игры» будут минимальными.

Художественный руководитель театра-студии ИК-6
«Каторжанские байки» г. Омск
А.В.Шлыков.





































IV

«В театр не поступают, а попадают, как в тюрьму или под колёса поезда»

(окончание), но не совсем

Теперь о том, что такое театр на современном этапе, то есть: «мысли дилетанта о наболевшем». Я ведь от действительности оторван не первый год, и потому судить о том, что происходит на подмостках, могу судить лишь по репортажам, интервью ну иногда по более или менее полноценному видеоматериалу. Поэтому далеко ходить не буду, а начну с моей любимой Омской драмы. Предложили мне попробовать поставить «Игроков» Гоголя. Я подумал, что шутка – драмтеатр это ставил, что-то там получил за лучшую режиссуру, собрали хорошую прессу, видел репортаж, в котором актёры увлечённо, даже взахлёб рассказывали о своей «гениальной» работе. В общем, решил, что этим предложением надо мной просто издеваются. Тогда мне привезли запись спектакля. Я, прежде чем смотреть, пьесу три раза перечитал, вместе со своими ребятами. Посмотрели…. На Гоголя похоже, и это я уже видел – глазами Остапа Бендера, когда он пришёл на постановку «Ревизора», убедиться, что стулья на месте. У остальных этой ассоциации не было, но впечатление осталось удручающее, а вот от прочитанного все были в восторге. Ощущение такое будто у меня что-то украли. Мало того, что режиссёр поверхностно прошёлся по материалу пьесы – «игроки» здесь не «каталы» – вроде бы по другому автора понять нельзя, так зачем это видеотрансляция ломберного столика. Для того чтобы запутать зрителя? Отвлечь? Заполнить пустоту созданную непониманием реального действия выписанного автором? Картинное переливание воды в тазик – «Гляди, Гаврюшка, какие мы современные, жаль утюга под рукой нет». Бред. Несмотря на «страшный тазик» Гаврюша не забывает «развести» своих оппонентов, что Гоголь показывает, его «проколом»:
Гаврюшка: «Недели три тому назад мы его обыграли на восемьдесят тысяч
деньгами»…
А далее, он же: «Не могу знать, я с барином всего две недели».
Это маленький пример того как Гоголь текстом, иногда его некоторыми несоответствиями исходящими от персонажей, несоответствиями поведения обозначает происходящее: обратите внимание как Глов (Крыницын) переключает действия своей компании на второй вариант:
Ихарев: «Я, признаюсь, давно искал этой чести. Живя в одном трактире…»
Глов: «Мне тоже очень приятно познакомиться. Жаль только, что это
случилось почти на выезде…»
Ведь по логике он должен быть с «терпилой» поласковей, а он рвёт его изливания торопясь подсунуть приманку повкусней. И такие авторские подсказки заложены по всему материалу. И заложены для того, чтобы постановщик раскрыл замысел. Финальные сцены вообще гениальны. Гоголь не зря разбил действо на два явления – перевожу:
явление XXIV
Глов младший выжидает сообщения о том, что сообщники уехали. Именно сообщники, далее объясню почему.
явление XXV
Убеждается, что всё идёт согласно плана и начинает «зачищать концы». Ему надо сделать так, чтобы Ихарев ни в коем случае не «двинул» в приказ. Если бы он это сделал всплыла бы история с присвоением должности государственного чиновника и дело приняло нежелательный оборот. Стали бы искать. А так глядишь обойдётся. До того пока Глов не убеждается, что Ихарев не обратится к закону он даже не называется: «Да кто я? Я был благороднейший человек…». Фамилии своих «друзей», явно вымышленные, он называет с лёгкостью, а свою нет: назовешься вымышленной, а вдруг Ихарев всё таки потащит в учас